Оглавление
ЧАСТЬ 1. Психология познавательных процессов
Проблема
Основным
источником наших знаний о внешнем мире и о собственном теле являются ощущения. Они составляют основные каналы, по
которым информация о явлениях внешнего мира и состоянии организма доходит до
мозга, давая человеку возможность ориентироваться в окружающей среде и в своем
теле. Если бы эти каналы были закрыты и органы чувств не приносили нужной
информации, никакая сознательная жизнь не была бы возможной.
Известны факты, говорящие о том, что человек, лишенный постоянного
притока информации, впадает в сонное состояние. Такие случаи имеют место, когда
человек внезапно лишается зрения, слуха, обоняния и когда осязательные ощущения
его ограничиваются каким-либо патологическим процессом.
Близкий к этому результат достигается, когда человека на некоторое время
помещают в свето- и звуконепроницаемую камеру, изолирующую его от внешних
воздействий, и он сохраняет некоторое время одно и то же (лежачее) положение.
Такое состояние сначала вызывало сон, а затем становилось трудно переносимым
для испытуемых.
Многочисленные наблюдения показали, что нарушение притока информации в раннем
детстве, связанное с глухотой и слепотой, вызывает резкие задержки психического
развития. Если детей, рожденных слепо-глухими или лишенных слуха и зрения в
раннем возрасте, не обучать специальным приемам, компенсирующим эти дефекты за
счет осязания, их нормальное психическое развитие станет невозможным, и они не
смогут самостоятельно развиваться.
Ощущение как источник познания
Ощущения
позволяют человеку воспринимать сигналы и отражать свойства и признаки вещей
внешнего мира и состояний организма. Они связывают человека с внешним миром и
являются как основным источником познания, так и основным условием его
психического развития.
Однако несмотря на очевидность этого положения, в истории
идеалистической философии неоднократно высказывались сомнения в этом основном
утверждении.
Искусство забывать
Мы подошли вплотную к последнему вопросу, который нам нужно осветить, характеризуя память Ш. Этот вопрос сам по себе парадоксален, а, ответ на него остается неясным. И все-таки мы должны обратиться к нему.
Многие из нас думают: как найти пути для того, чтобы лучше запомнить. Никто не работает над вопросом: как лучше забыть?
С Ш. происходит обратное. Как научиться забывать? – вот в чем вопрос, который беспокоит его больше всего…
Ш. часто выступает в один вечер с несколькими сеансами, и иногда эти сеансы происходят в одном и том же зале, а таблицы с цифрами пишутся на одной и той же доске.
«Я боюсь, чтобы не спутались отдельные сеансы. Поэтому я мысленно стираю доску и как бы покрываю ее пленкой, которая совершенно непрозрачна и непроницаема. Эту пленку я как бы отнимаю от доски и слышу ее хруст. Когда кончается сеанс, я смываю все, что было написано, отхожу от доски и мысленно снимаю пленку… Я разговариваю, а в это время мои руки как бы комкают эту пленку. И все-таки, как только я подхожу к доске, эти цифры могут снова появиться. Малейшее похожее сочетание, – и я сам не замечаю, как продолжаю читать ту же таблицу».
… Ш. пошел дальше; он начал выбрасывать, а потом даже сжигать бумажки, на которых было написано то, что он должен был забыть…
Однако «магия сжигания» не помогла, и когда один раз, бросив бумажку с записанными на ней цифрами в горящую печку, он увидел, что на обуглившейся пленке остались их следы, – он был в отчаянии: значит и огонь не может стереть следы того, что подлежало уничтожению!
Проблема забывания, не разрешенная наивной техникой сжигания записей, стала одной из самых мучительных проблем Ш. И тут пришло решение, суть которого осталась непонятной в равной степени и самому Ш., и тем, кто изучал этого человека.
«Однажды, – это было 23 апреля – я выступал 3 раза за вечер. Я физически устал и стал думать, как мне провести четвертое выступление. Сейчас вспыхнут таблицы трех первых… Это был для меня ужасный вопрос… Сейчас я посмотрю, вспыхнет ли у меня первая таблица или нет… Я боюсь как бы этого не случилось. Я хочу – я не хочу… И я начинаю думать: доска ведь уже не появляется, – и это понятно почему: ведь я же не хочу! Ага!.. Следовательно, если я не хочу, значит, она не появляется… Значит, нужно было просто это осознать»
Удивительно, но этот прием дал свой эффект. Возможно, что здесь сыграла свою роль фиксация на отсутствие образа, возможно, что это было отвлечение от образа, его торможение, дополненное самовнушением, – нужно ли гадать о том, что остается нам неясным?… Но результат оставался налицо…
Вот и все, что мы можем сказать об удивительной памяти Ш., о роли синестезий, о технике образов и о «мнетотехнике», механизмы которой до сих пор остаются для нас неясными…
Сноски
1. По такой технике «наглядного размещения» и «наглядного считывания» образов Ш. был очень близок к другому мнемонисту Ишихара, описанному в свое время в Японии. Tukasa SusuKita. Untersuchungen eines auborordentichen Gedachtnisses in Japan. «Tohoku Psychological Folia», I. Sendai, 1933-1934, pp.15-42,111-134.
2. См.: Леонтьев А. Н. Развитие памяти. М., 1931; его же. Проблемы развития психики. М., 1959; Смирнов А. А. Психология запоминания. М., 1948; и др.
3. Есть данные, что памятью, близкой к описанной, отличались и родители Ш. Его отец – в прошлом владелец книжного магазина, – по словам сына, легко помнил место, на котором стояла любая книга, а мать могла цитировать длинные абзацы из Торы. По сообщению проф. П. Дале (1936), наблюдавшего семью Ш., замечательная память была обнаружена у его племянника. Однако достаточно надежных данных, говорящих о генотипической природе памяти Ш., у нас нет.
4. Стоит вспомнить тот факт, что изучение случаев патологического ослабления узнавания лиц – так называемые агнозии на лица или «прозопагнозия», большое число которых появилось за последнее время в неврологической печати, не дает еще никаких опор для понимания этого сложнейшего процесса.
Для чего написана книга?
Нейролингвистика – весьма интересная и непростая область научных изысканий с богатой историей. Люди во все времена пытались понять, как рождается язык, что происходит с организмом, когда он слышит, думает, говорит на определенном языке. Автор книги А. Р. Лурия пытается решить эту задачу, используя в качестве инструментария метод нейропсихологического анализа речевой коммуникации.
В «Предисловии» ученый сообщает о полной готовности разделить с читателем плоды своей многолетней работы: «Книга дает итог исследований автора и его сотрудников, посвященных… изучению тех изменений, которые возникают в процессе порождения (кодирования) речевого высказывания и в процессе понимания (декодирования) речевого высказывания при локальных поражениях мозга» .
Книга состоит из 3 частей, каждая из которых подробно исследует определенный аспект анализа процесса возникновения и понимания речи: речевую коммуникацию, речевое сообщение, понимание речевого сообщения. Первый элемент этой цепочки (речевая коммуникация) также рассмотрен с учетом этапов осуществления, психологических факторов, влияющих на коммуникативные процессы.
Далее автор подробно анализирует природу речевого сообщения в аспекте изучения сбоев в работе синтагматического и парадигматического механизмов рождения речевого сообщения. Понимание речевого сообщения дается поэтапно: от анализа восприятия лексических элементов, синтаксических структур до сложно организованного синтаксического единства (текста).
Непризнанный гений
Активно научной деятельностью Лурия занимался в первой половине ХХ века. Его прогрессивные идеи опережали советскую действительность, поэтому не были приняты обществом. Но признание он получил за рубежом.
Прежде чем перейти к изучению концепции Лурии, отметим интересные факты из жизни учёного:
Методика Лурии легла в основу принципа действия изобретенного в США детектора лжи.
В 1932 году в США опубликовали первую серьёзную работу учёного под названием «Природа человеческих конфликтов»
В России же внимание этому труду уделили лишь 70 лет спустя.
1950 год ознаменовался началом гонений на психологическую науку, что сильно повлияло на деятельность Лурии. Из-за появившихся угроз, он так и не смог закончить работу по изучению формирования психических процессов у близнецов.
В 1953 году Лурия обвинялся по делу врачей, так как в институте дефектологии, где он трудился, было слишком много работников еврейских кровей.
В 1953 году учёный выезжает за границу и восстанавливает научные связи
Именно в это время он получает настоящее признание и поддержку ведущих университетов Франции, США и Великобритании.
Таким образом, непризнанный в родных пенатах гений, оказался услышанным за рубежом. Более того, там его труды высоко ценились и использовались как в медицине, так и в психологии.
Как запоминал гений?
Одна из особенностей памяти Шерешевского – ее непосредственность. Все слова и цифры он превращал в зрительные образы. Чтобы запомнить, мнемонист сначала внимательно смотрел на предложенный ряд слов или цифр, затем закрывал глаза и на несколько секунд открывал их вновь. Далее он отворачивался и по сигналу воспроизводил весь числовой или словесный ряд на бумаге (если это была таблица) или устно.
При этом текст не подвергался какой-либо логической обработке. Так, Лурия описал интересный эксперимент: Шерешевскому дали инструкцию запомнить ряд слов. После того, как он удачно выполнил задание, его попросили выписать из представленного ряда только названия птиц. Соломон Вениаминович удивился: «Там были птицы?». Лишь после такого «открытия» мнемонист вновь воспроизвел ряд слов (безошибочно), но выискивая в нем названия птиц.
Образы не были случайны. Многие из них хранились в детских воспоминаниях гения и сортировались по порядку, увеличиваясь в размерах .
А. Лурия говорит о высоком развитии синестезии у мнемониста: «Ш. неоднократно замечал, что если исследующий произносит какие-нибудь слова, например, говорит «да» или «нет», подтверждая правильность воспроизводимого материала или указывая на ошибки, – на таблице появляется пятно, расплывающееся и заслоняющее цифры; и он оказывается принужден внутренне «менять» таблицу. То же самое бывает, когда в аудитории возникает шум. Этот шум сразу превращается в «клубы пара» или «брызги», и «считать» таблицу становится труднее. Эти данные заставляют думать, что процесс удержания материала не исчерпывается простым сохранением непосредственных зрительных следов и что в него вмешиваются дополнительные элементы, говорящие о высоком развитии у Ш. синестезии» .
Мнемонист особо чувствовал, переживал все то, что запоминал. Звук у него ассоциировался с каким-либо цветом, вкусом. Интересна его беседа Л. С. Выготским. Шерешевский отметил, что голос психолога «желтый, рассыпчатый» . Кроме того, он говорил, что каждый звук цветной. Также он переживал запоминание цифр, слов.
Исходя из этих наблюдений, Лурия сделал вывод о том, что у Шерешевского не существовало четкой, осознаваемой грани, которая отделяет ощущения органов чувств у всех остальных людей. Ему такое отделение было чуждо.
Интересно, что в случае запоминания длинного ряда слов, цифр мнемонист выставлял образы в виде воображаемой длинной дороги. При этом ассоциация исчезала, если гения отвлекали, и столь же быстро возвращалась, если экспериментатор ставил задачу вновь запомнить материал.
Когда стало понятно, что объем памяти Шерешевского безграничен, Лурия сделал попытку проследить, насколько удачно происходит процесс «забывания». Отмечается, что такие случаи встречались достаточно часто. Однако забывание было весьма специфичным: случаев неточного воспроизведения информации практически не отмечалось, тогда как пропуски встречались часто.
Данное явление вполне объяснимо. Пропуски не были следствием ошибок запоминания, а трактовались как особенности восприятия. Например, они происходили в том случае, если предмет (слово, цифру) сложно разглядеть.

Эта тема закрыта для публикации ответов.